ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЗВОНОК К  ПРОБУЖДЕНИЮ

Жизнь для меня  — не  жалкий огарок, а  великолепный факел, дарованный лишь на короткое время. И перед тем как отдать его будущим поколениям, я должен возжечь этот факел как можно ярче.

Джордж Бернард Шоу

Он рухнул на  пол посреди переполненного зала суда. Он, один из самых знаменитых и влиятельных адвокатов страны. Он, прославившийся как своими итальянскими костюмами по  три тысячи долларов, плотно стискивающими его грузное тело, так и бесчисленными блестящими судебными победами.

Меня словно парализовало. Великий Джулиан Мэнтл ныне сам находился в  роли потерпевшего и  барахтался на полу, как беспомощный младенец. Лоб покрывала испарина, тело сотрясала дрожь. Все дальнейшее происходило, словно в  замедленной съемке. «Господи, Джулиану плохо!» — закричала его помощница, констатируя то, что все давно поняли. Судья с растерянным видом что-то быстро говорила по  телефону, установленному у  нее на  экстренный случай. Я  оставался в  ступоре. Только не  умирай, старый дурак. Ты  еще не отыграл свое. Ты не заслужил такой смерти.

Пристав, застывший поначалу, как мумия, вдруг сорвался с  места и  начал делать искусственное дыхание павшему на поле боя герою правосудия. Его помощница склонилась над ним, закрыв светлыми прядями своих волос его багрово-красное лицо. Она лепетала нежные слова утешения, слова, которых он слышать уже не мог.

Я знал Джулиана уже семнадцать лет. Я  познакомился с ним, когда еще учился на юрфаке. Один из его партнеров взял меня стажером на лето. Уже то гда Джулиан блистал как адвокат, был красив, отважен и  мечтал о громкой славе. В своей конторе он слыл восходящей звездой с  многообещающим будущим. До  сих пор не могу забыть, как однажды, заработавшись допоздна, я  осторожно заглянул в  его по-царски шикарный угловой кабинет. Мой взгляд упал на дубовый стол, на изречение Уинстона Черчилля, стоящее там в рамке. Выбор цитаты многое объяснял в личности Джулиана.

«Я уверен, что сегодня мы — хозяева собственной судьбы, что стоящие перед нами задачи нам по плечу, что у нас есть силы претерпеть все предстоящие испытания. Пока у нас есть вера в наше дело и несокрушимая воля к победе, судьба будет на нашей стороне».

Эти слова Джулиан подтверждал делами. Он обладал железной волей, напористой энергией и  жест кой хваткой. Он считал себя обреченным на успех, ради которого был готов работать по восемнадцать часов в сутки. От кого-то я слышал, что его дед был видным сенатором, а отец — весьма уважаемым судьей Федерального суда. Сын влиятельных родителей, Джулиан нес на своих плечах, неизменно облаченных в пиджаки от «Армани», бремя семейных надежд. Но надо признаться, свою судьбу он выбирал сам. И решительно шел собственным путем, обожая устраивать шоу.

Первые полосы газет пестрели заголовками о  его эпатажных выходках в  зале суда. Богачи и  знаменитости неизменно обращались к нему, когда им нужен был высококлассный юрист с  превосходной тактикой и  воинственными манерами.

Вне судебных стен Джулиан вел себя не менее вызывающе. В  нашей конторе ходили легенды о  его полночных визитах в лучшие рестораны города с обольстительными молоденькими моделями, о сумасшедших вакханалиях в  компании крикливых брокеров, которых он называл не иначе, как своей «бандой».

Тем летом он выступал адвокатом в деле о громком убийстве. До  сих пор остается тайной, почему из  всех стажеров в  качестве помощника он выбрал меня. Может быть, потому, что у нас была общая «альма-матер»? (Я закончил тот же, что и Джулиан, факультет Гарвардского университета.) Но  я, конечно, не  был самым ярким стажером в  фирме, да  и  не  мог похвастаться родословной, включающей принцев голубых кровей. Мой отец, в прошлом морской пехотинец, всю жизнь проработал охранником в  банке. Мама вне всякой роскоши выросла в Бронксе. Тем не менее, из всех претендентов, жаждущих стать его мальчиком на  побегушках в  этом деле, названном «Процессом века», он выбрал именно меня. Джулиан, правда, обмолвился как-то, что ему понравился мой «голодный взгляд». Мы, естественно, выиграли тогда, и предприниматель, обвиненный в жестоком убийстве своей жены, стал свободным человеком — настолько, насколько ему это позволяла совесть (ну, или то, что от нее осталось).

То лето оказалось богатым на  уроки. Я  узнал, как на  пустом месте можно посеять вполне обоснованное сомнение. Ведь если ты адвокат, то именно за это и получаешь свои деньги. Но  еще это были уроки психологии победителя и бесценная возможность наблюдать мастера в  игре. Я все впитывал, как губка.

Затем Джулиан пригласил меня остаться в  его конторе в  качестве партнера. Между нами довольно быстро установились дружеские отношения  — хотя, скажу честно, работать с ним было совсем не просто. Роль его помощника оказалась довольно нервной: Джулиан нередко срывал на  мне раздражение и  злость. И  это был его фирменный стиль. Он считал себя непогрешимым. Но  под внешней железной оболочкой скрывался человек, который заботился и  о  людях. Как  бы он ни  был занят, он всегда находил минутку, чтобы поинтересоваться, как там Дженни  — женщина, которую я  до  сих пор называю своей невестой, несмотря на  то что мы поженились еще до  моего поступления на  юрфак. Узнав от  другого стажера, что я  нахожусь в  стесненных обстоятельствах, Джулиан выбил для меня щедрую стипендию.

Да, он умел проводить жесткие атаки в  борьбе с  соперником, любил прожигать жизнь, но  никогда не  оставлял своих друзей в  беде. Его настоящая проблема заключалась в том, что Джулиан был буквально одержим работой.

Несколько первых лет, безвылазно сидя в  конторе, он еще оправдывался тем, что делает это «на благо фирмы», и  следующей зимой непременно возьмет месяц отдыха и махнет на Каймановы острова. Однако время шло, слава Джулиана как блестящего адвоката умножалась; но  росла и  профессиональная нагрузка. Его приглашали вести все более серьезные и запутанные дела, и  Джулиан, никогда не  отступавший, неизменно принимал эти вызовы. В редкие минуты отдыха он признавался, что в течение многих лет спит не более двух часов в сутки. Спать дольше ему не позволяет совесть, ведь на столе стопки судебных документов. Вскоре я  понял, что он полностью захвачен жаждой большего — большего престижа, большей известности и  больших денег.

В результате, Джулиан не просто достиг успеха. Он добился всего, о чем большинство людей не могут даже мечтать. Он стал настоящей звездой в  своей области с семизначным годовым доходом, он владел великолепным особняком в районе, где жили знаменитости; в его распоряжении всегда был личный самолет, резиденция на  тропическом острове; и  — главная гордость  — сияющий красный «феррари», припаркованный посреди дорожки, ведущей к особняку.

Однако я  знал, что все далеко не  так лучезарно, как могло  бы показаться со  стороны. На  его лице появлялась печать обреченности. Я  замечал это не  потому, что обладал сверхпроницательностью по сравнению